Статья для Домашнего очага

Фемицид — это систематическое, то есть повторяющееся и имеющее свою «идеологическую базу» убийство женщин. Это слово может казаться созданным для фантастического сюжета, но, если не отворачиваться от новостей, понимаешь, что фемицид — реалии нашей страны.

Лилит Мазикина

Проект «НЕТ ФЕМИЦИДУ» занимается подсчётом убийств женщин России близкими мужчинами. Статистику не запросишь в полиции, приходится собирать случаи, попавшие в новости. Итоги за первую половину 2019 года: не меньше 593 убийства родственниками, знакомыми, друзьями. Убийства незнакомцами в исключительных случаях также считаются — когда женщина выбрана за то, что «женщину иногда можно». Предположительно, реальная цифра в несколько раз выше.

Это совсем не трудно. Я в этом тоже иногда участвую. Не надо рыть носом землю. Садишься утром за компьютер, наливаешь себе кофе, открываешь новости. Как-то я обнаружила четыре убийства, открыв новости по экономике — задолго до участия в проекте. После нескольких таких случаев я заметила (хотя читала далеко не всё), насколько похожи схемы убийств, схемы их рассмотрения (и оправдания!) обществом, тон и подбор слов при описании в статьях. Разными были только жертвы. Если не считать их пола, конечно.

 

Так я открыла Америку (или изобрела велосипед?) — систематичный подход общества к убийству женщины мужчиной, которого она знает. Этот подход, задолго до меня, и назвали фемицидом.

 

Идеологическая база проста: конечно, убивать людей нельзя, но есть случаи, когда виновата или жертва, или высокая мужская любовь, что примерно одинаково. А значит, убийство тогда закономерно, стихийно, и от убийцы ничего не зависит — то есть, убийство естественно и дозволено. О, конечно, такое напрямую говорят только комментаторы под новостями. Журналисты пока такого себе не позволяют и полиция тоже — за редкими исключениями. Но это «а что вы хотели» считывается, когда читаешь, что оправдания убийцы называют причинами и серьёзно их рассматривают, порой ещё и расписывая мучения, которые привели убийцу к убийству.

Немного крейцеровой сонаты

Самый частый мотив убийства, который озвучивает преступник — ревность. Ревность в глазах общества достойна сочувствия и оправдывает многое — достаточно посмотреть тон статей, в которых жертву называют «возлюбленной» по факту того, что её убили, оправдавшись ревностью, и используют другую возвышенную романтическую лексику. Ревность — это то, на что имеет право мужчина по отношению к своей партнёрше. Таковы установки.

Но стоит вчитаться в подробности преступления, и сразу становится ясно, что ревность — только оправдание. Чаще всего с мужчиной, который «ревновал», женщина уже рассталась, порой — задолго до убийства. Она ему уже не партнёрша. Зачастую отношения с этим мужчиной были таковы, что новых она не заводит — ей уже тошно смотреть на мужиков. Да, почти каждый из убийц до расставания избивал и изводил свою будущую жертву.

 

Обсуждая фемицид, многие предполагают, что дело именно в чувстве собственности и в том, что мужчина глядит на женщину как на вещь — по крайней мере с того момента, как она начинает с ним жить.

 

Простите, но никто не избивает часами шкафы, не унижает скамеечки для ног, не убивает в порыве ревности табуреты, которые, может быть, подумали о какой-то другой заднице. Нет, все убийцы отлично осознавали, что перед ними — человек. А вот мотив собственности, или, точнее, власти в большинстве этих схем был, похоже, определяющим. Власть пьянит. Власть над чужой жизнью и смертью — вообще высшая степень власти. А общество подсказывает, над кем установить такую власть непредосудительно — как говорил незабвенный Гоша, он же Гога, на том просто основании, что ты — мужчина.

Новости не отражают реального масштаба событий

Как рассказывает Любава Малышева, основательница проекта, очень часто новости повествуют о событиях скупо — поскольку бытовое убийство женщины не считается чем-то щекочущим нервы, выходящим из ряда вон. Если жертва красивая и можно разместить её фотографии из социальных сетей, или если её убивали как-то особенно зверски — ещё туда-сюда, в новости убийство попадёт, и с подробностями. А так порой приходится подолгу сидеть над скупыми строками фиксации происшествия, пытаясь понять, есть ли оно уже в таблице — деталей нет, схемы убийства, как правило, одинаковы даже в мелочах. «Ревность», «нож» или «забил насмерть».

 

Интересно, что почти во всех этих сюжетах о ревности, в отличие от литературных, нет того третьего, к кому ревнуют. Всё происходит между двоими. Ещё один довод за то, что ревность — только оправдание, и выбирают именно его, потому что она считается чем-то простительным и даже благородным.

 

Ещё одна особенность отображения фемицида в новостях: туда как убийство попадёт только прямая смерть под кулаками убийцы. Если жертва умерла через несколько дней в больнице — в новости она не попадёт, исключения невероятно редки. Если женщина выпала в окно, по умолчанию считается, что она, скажем, его мыла — не принято предполагать убийство или доведение до самоубийства. Окно для женщины — самая естественная смерть, судя по описаниям таких случаев и реакции на них. То есть — самый безопасный способ для убийцы удовлетворить свою жажду власти над чужой жизнью на сто процентов.

Многие самоубийства женщин могут быть связаны с годами издевательств и побоев, но, поскольку это никто не расследует, ни один случай не попадёт в статистику фемицида. Смерть женщины от болезни, вызванной повреждениями, например, головы (как у недавно умершей Дарьи Рубцовой) или почек, тоже после побоев, не попадут в статистику фемицида — а они наверняка есть, но кто возьмётся это изучать?

 

Дарья Рубцова

 

Наконец, в случаях смерти от побоев всегда, практически в ста процентах случаев, перед тем мужчина годами женщину «учил» (любимая обществом и прессой терминология, которая показывает, насколько считается такое нормальным) — то есть избивал. И теряют границы, подставляют себя под наказание — впрочем, на практике несоразмерно мягкое — только какие-то проценты от тех, кто так издевается над женщинами регулярно. Просто потому что может и чувствует себя вправе.

Мужей тоже убивают

Не попадает в статистику фемицида, по понятным причинам, ещё один тип случаев: когда жена убивает мужа, а любовница — любовника. Да, такое происходит, в десятки раз реже. Однако более 80% женщин, сидящих за убийство, обвинены в превышении пределов самообороны. Что на практике означает — и все эти истории однотипны — её били в очередной раз, она почувствовала, что в этот раз мужчина не остановится, и схватила кухонный нож. Недавний случай, когда была осуждена женщина без ног — типичный пример.

 

Её муж по пьяни решил покуражиться и стал избивать и её, и ребёнка. Она дважды (!) вызывала полицию. Это ничего не дало. Она не могла уйти в самом буквальном смысле. Когда побои стали угрожать её жизни, она буквально беспорядочно истыкала мужчину ножом.

 

Её осудили на полтора года, и это невероятно мягкий для такого случая приговор. Признать необходимой самообороной даже этот случай, когда женщина почти абсолютно беспомощна, явно не могла рассчитать свои силы при обороне (хотя бы потому, что дралась чуть ли не впервые в жизни) — не для российского суда. Почти вся статистика убийства мужей — это обратная сторона фемицида, особые случаи, когда женщине удалось вырваться из рук смерти. Ценой свободы, ценой радикального сокращения длительности своей жизни, расставания с детьми, креста на любых планах. Другой ценой остаться в живых ей не позволяет действующая судебная практика и полное отсутствие защиты от домашних тиранов.

 

Ангелина Хачатурян

 

Очевидно, дело сестёр Хачатурян — это тоже о фемициде, точнее, о том, что обычно заканчивается фемицидом. Их отец перенёс на них свою жажду власти, лишившись их матери. Он глядел на них, как на трёх своих жён вместо одной ушедшей, только ощущение власти было ещё более полным и сладким, поскольку власть над ними была двойная — как над женщиной и как над ребёнком. Он чувствовал себя вправе вдвойне.

Кстати, о детях: без шуток, мужьям, убившим жён, порой на глазах детей, смягчают сроки за детей вместо того, чтобы лишить отцовских прав. А что он такого сделал ребёнку, за что лишать? Всего лишь убил его мать?

Ещё немного наблюдений. По данным 2018 года, среди лиц, совершивших убийство, покушение на убийство, мужчин — 85%, женщин — 15%. В 2019 году в прессе появилось несколько сообщений о повторных убийствах или покушениях на убийство, совершённых мужчинами, которых уже судили за это преступление, и ни одного — о подобных женщинах. Это к слову о популярных рассуждениях о том, что женщины тоже бывают опасны для мужчин. «Иногда» и «систематично» — это радикально разный уровень опасности. Второй нельзя игнорировать, отмахиваться, приравнивая к первому.

Почему они не уходят? Почему за них не осудят?

Два постоянных вопроса, которым задаются две стороны: осуждающие женщин и борющиеся за то, чтобы слово «любовь» не пачкали, приплетая к убийствам ради чувства власти. Первые говорят: если бы она ушла, он бы её не бил, и тогда она не умерла бы (или не схватилась бы за нож). Значит, виновата женщина.

Стоит перестать, ещё раз, отворачиваться от криминальной хроники, и увидишь как закономерность — женщин убивают чаще всего в те моменты, когда они объявляют об уходе или когда уже ушли. Уход не решает ничего, кроме того, что упивающийся властью тиран решает ещё раз доказать своё право на эту власть действием. Радикальным. Ужасным. Отвратительным. А что такого, это всё высокое чистое чувство ревность. Поймите его, он страдал.

Кроме того, многие тираны планомерно и постепенно отсекают всякие пути отступления. Ссорят женщину с её родными и друзьями, связывают по рукам и ногам ребёнком, не дают выходить на работу — и очень часто в процессе изоляции жертвы используют ревность как благородный предлог.

 

Пора вообще вычеркнуть слово «ревность» из обсуждения проблемы насилия. Более лживой замазки всех вопросов не существует.

 

Не стоит скидывать со счетов эффект выученной беспомощности и воспитания в духе «хорошая жена — та, что сама решает проблемы и влияет на мужа». Почти каждая женщина хочет быть хорошей женой, а не «той стервой», и годами пытается наладить ситуацию, пока не оказывается истощена, сбита с толку, сломана. Кстати, частным случаем выученной беспомощности считается «синдром забитой жены», при котором женщина прекращает защищать не только себя, но и своих детей, что нередко приводит к их смерти — поскольку власть над двумя живыми существами домашнему тирану вдвое слаще, а ребёнок от ударов умирает быстрее, чем взрослая. Так что случаи «отец / отчим избил до смерти малыша» — это тоже очень часто о фемициде.

Но почему общество предпочитает закрывать глаза на очевидное и обвинять женщину? Мы не говорим о тех случаях, когда на воре шапка горит и тиран выгораживает тирана. Всё дело, конечно, в ужасе. Во‑первых, в ужасе перед тем, что вселенная несправедлива, неконтролируема и плохие вещи могут случиться с кем угодно — получается, даже с тобой.

 

От этого ужаса легче всего закрыться, объявив, что для каждой беды есть причина в пострадавшем.

 

Во-вторых, эффект невольного соучастника. В двадцатом веке проводились эксперименты, которые выявили одну особенность: если человек наблюдает жестокость и не может её остановить, он с большей вероятностью объяснит происходящее неправильным поведением жертвы — только чтобы перестать чувствовать себя разделяющим вину за её страдания. Эффект невольного соучастника может быть переломлен только одним способом: каждый должен понять и принять мысль, что, хотя в одиночку ты не способен прервать насилие, которое наблюдаешь так часто, объединённые усилия могут серьёзно изменить ситуацию.

Вот почему так важно говорить не только о явлении — тогда от него по‑прежнему будут отворачиваться — но и о том, как можно и нужно его прекратить, какие меры могут быть приняты именно на общественном уровне. Для начала, признать, что половина населения находится в большей опасности и нуждается, по факту, в особых мерах защиты. Хотя бы в возможности выставить тирана из своего дома без того, чтобы он пробил тебе череп.