Закрыты шторы. Полшестого
утра. Шуршит фреон-12
(стрекочет крымская цикада).
И светлячки - как би би кей -
уже спускаются по склону,
ползут по нашему дивану,
стремясь к безжизненному морю,
к фосфресцирующим волнам -
войти, погибнуть и лежать,
еда качаясь мириадом
телец, сушёных оболочек,
у мирового океана
забрав молекулу свою.

Не спи. Слетевшая пружина
царапнет руку, гулко в стенку
ударится. Смотри, смотри,
какая штучка. Наш ребенок
уже пытается приделать
обломки найденные к тем,
что он нашел немного раньше,
чем те, среди которых рос он
и от которых происходит.
Пока же в голову его
прийти не может, что бывают
частицы мира бесполезны.
он думает, что все нужны.

Норой кротовой пробираюсь
в тот самый день, когда разбился
мой пазл на тысячу кусочков
на тысячу безвкусных лиц.
Смету, смету, не собирая,
и аккуратно прямо в урну
сложу унылые осколки.
Перемещу и проведу -
почетче, поровней, повыше -
другую линию. И время,
напрасно прожитое, искрой
выскакивая из розетки,
погасит синий огонёк.


18.09.2008