Любава
Дикий восток
Дикий Восток -
приключения норвежца в России
Профессор
Профессора дружили со студенческих лет - большая удача, не правда ли? Супервайзер Ларсен договорился насчёт года аспирантуры для Курре со своим другом юности, московским профессором. И вот майским вечером Курт Минхас прилетел в Москву, чтобы обустроиться, пообвыкнуть, подтянуть русский и подготовится к работе.
Русский профессор ждал Курре с табличкой “Kurt Minhas” у выхода из терминала. Многочисленные грузчики-китайцы в одноразовых масках катили свои тележки, обгоняя Курре. Пассажиры торопились и толкались. Всем хотелось поскорее выбраться за заграждение.
Суета окружающих, облака сигаретного дыма и накопившаяся усталость не позволяли Курре сосредоточиться. Увидев табличку с именем, сонный Курт механически улыбнулся, изменил направление движения колесиков чемодана в нужную сторону, вытащил наушники, пожал тёплую протянутую руку и представился.
И вот Курта тащил через толпу встречающих толстячок в очках. Павла Константиновича растрогал приезд Курре. Целый ворох воспоминаний о студенческих годах, о рыжем Лейве Ларсене, о поездках в Европу...
Волоча за собой засыпающего юношу, профессор вытирал слёзы платочком и громкой скороговоркой повторял: “- Двадцать лет уже не виделись с Лейвом... Очень рад, очень рад... Надеюсь, Вам в России понравится. Сделаем хорошую работу...”
Курре перед выходом из аэропорта натянул лыжную повязку на голову. Но ожидаемого холода не почувствовал.
Новые знакомые минут пять пробирались между автомашин и сугробов подтаявшего снега. Вскоре Курре оказался втиснутым на пассажирское сидение прокуренного авто. Чемодан и рюкзак были отправлены к запасному колесу, в багажник.
Похоже, это была русская машина Lada. В нашем университете многие ездили на таких, пока нормы не ужесточились. Треснувшее лобовое стекло и повисшие зеркальца заднего вида радостно приветствовали Курре.
Говорили новые знакомые между собою по-русски и по-английски. Первый раз в жизни Курре пришлось проверить знание русского, выученного во время службы в спецназе. "Всё, чему ты в жизни научишься, тебе пригодится" – часто повторял дедушка Курре. Пригодилось - Курт понимал почти все слова.
Кстати, о втором дедушке Курре, норвежце. Один дедушка оставил в наследство Курту карие глаза, смуглую кожу и ксенофобию норвежских наци.
А второй дедушка, норвежец, говоривший на бергенском диалекте, и стал причиной выбора темы для диплома; Эспин Стурланд был одним из тех партизан, которые переправляли бежавших из концлагерей в Швецию во времена второй мировой.
Загрузившись на водительское кресло, сняв шапку, отдышавшись и склонив перед Курре блестящий шар головы, Павел Константинович высморкался, глубоко вздохнул и, глядя внимательно на нового аспиранта, скороговоркой заговорил о московских реалиях.
Некоторые советы профессора были странными: не связываться с девушками, не гулять вечерами – особенно в одиночку, пользоваться только наличными, только рублями и только в мелких купюрах. Особенно важным было немедленно встать на учет в полиции и всегда носить с собой паспорт.
Проехав немного по Москве, оценив дороги, ерундовые после наших серпантинов, Курре, планировавший передвигаться по России на общественном транспорте, задумался и спросил профессора, стоит ли купить авто.
Профессор сказал, что как раз продаёт свою Lada - множество отстающих студентов будут должны платить за успешную сдачу сессии. И, возможно, сбережений профессора тогда хватит на иномарку.
Lada была на ходу, но в ужасном состоянии. Павел Константинович собирался продавать машину за 20 тысяч крон. Из-за волокиты с документами профессор предлагал ничего не оформлять, кроме доверенности и страховки.
Курре хотелось съездить в несколько деревень, а также в Подольск и Саратов – провинциальные небольшие - для России — города. Там располагались военные архивы с информацией о норвежском сопротивлении.
Lada понравилась Курре воспоминаниями о студенческих безумствах. Плюс экзотика — местная машина. В Lada решительно всё было сломано. Например, ремни безопасности. Они вообще были только на первых сидениях. Причем работал только один замок ремня, поэтому профессор продел ремни один в один и так закрепил их в работающем креплении. Восторг, не правда ли?
Решили, что Павел Константинович оформит бумаги и пригонит машину на днях.
Около общежития Московского университета Курре был передан с рук на руки студенту профессора, долговязому и худому Мише. Один глаз Миши косил; Курту было сложно понять, когда Миша обращается к нему, а когда – в совершенно другую сторону.
Русский студент отвел Курта к банкомату - снять денег на первое время, познакомил с комендантом общежития и оставил нашего друга «заселятся, устраиваться, не ожидать многого, не пугаться грязи, тараканов, пьянок и воспринимать условия общежития и российскую реальность с юмором».
Студенческая вечеринка
Утром, полистав меню в кафе, расположенном вблизи общежития, Курре обнаружил, что водка стоит дешевле кофе. Заказал, конечно, кофе. Затем бесславно посетил офис мобильной связи.
Миша рассмеялся, узнав, что Курре два часа стоял за симкой, вытащил из стола пачку симок и предложил Курре выбрать любую. Деньги за карточку русский брать решительно отказался.
В тот же вечер русские студенты постучали в дверь и позвали Курре в гости. Планировались посиделки без особого повода. Курре, согласился, но уточнил, сколько алкоголя брать с собой. Русские переглянулись и затащили Курта к себе.
Оказалось, в комнате размерами с комнату Курре, кроме самого Миши, официально живут еще три парня-студента. Размещались люди на паре двухэтажных кроватей. Между кроватями, под окном, был втиснут стол. Огромный шкаф занимал оставшееся около противоположной стены пространство. Несмотря на приоткрытое окно, было жарко.
Все обитатели комнаты были в джинсах и футболках, чертами лица соседи походили на Мишу. Тоже долговязые, светловолосые, голубоглазые и худые. Курре стоило большого труда запомнить всех по именам. Он различал своих новых соседей по прическам, а Мишу – по косящим глазам.
После того, как общежитие закрылось на ночь, два человека залезли в комнату через окно. Миша сказал, что этим студентам негде ночевать и они будут спать на полу. Так как комнаты им институт не выделяет. С тех пор эти двое — Слава и Сергей - прижились в комнате у Курре.
Итак, шестеро русских студентов и Курре готовились выпить десять бутылок водки, украденные студентами пару часов назад.
Такое количество водки Курре раньше видел только в барах. И ему до сегодняшнего дня казалось, что басенки про медведей на улицах, воровство и поголовный алкоголизм в России выдумывают от поверхностного восприятия народа.
Мальчики пили и не пьянели. Хоть в своей компании Курре и слыл крепким парнем, водки он никогда много не выдерживал и пяти бутылок пива хватало ему для того, чтобы начать петь песни, а шести - чтобы упасть под стол.
Русской же водки Курре не пробовал никогда. Аборигены наливали по большому стакану, пили быстро и почти без закуски - на столе в центре леса откупоренных водочных бутылок виднелась баночка с маринадом, но огурцами никто не интересовался.
Запивали водку сладкой газированной водой. Судя по всему, вода имела то же происхождение, что и водка. То есть была краденная.
После четвертой рюмки Курре прилёг отдохнуть. Проснулся он только к часу следующего дня в весьма болезненном состоянии, в одиночестве, на полу чужой комнаты, обнаружив, что ночью его вырвало.
Регистрация
“Волокита” - то самое слово, сказанное профессором, Курре вспомнил в очереди на почте. Голова кружилась, виски болели, тошнота не отступала.
От окружающих людей, как казалось Курту, исходили запахи настолько ужасные, что хотелось убежать. Но остаться без документов в Москве было страшно. Курт продолжал стоять, прислонившись к стене, попивая воду из литровой бутылки.
В одно окошечко люди стояли за марками, в остальных сдавали письма разного типа, получали и отправляли небольшие суммы денег. Постояв во всех очередях и получив отказ во всех окошечках, кроме четвертого, Курре услышал: "Мы закрываемся, приходите после обеда". Что оказалось правдой.
После часового перерыва, отстояв в очереди, Курре получил анкету и рекомендацию бежать в полицию.
В отделении полиции, пережив немыслимую трехчасовую очередь, Курре зашел в заветный кабинет и увидал весьма толстого, несвежего и немолодого человека в форме.
Более всего русский полицейский напоминал перекормленную свинью. Потирая красную складчатую шею и откинувшись всеми своими двумястами килограммами на спинку хлипкого стульчика, начальник щурился, рассматривая бумажки, которые протянул Курре и явно не мог разобрать написанного.
Обращался полис весьма нагло и развязно: "А это у нас что за мигрант такой? Воровать приехал? Не нужны нам воры! Плохо кормят на Таити? Чё? Немец? А, норвежец! Историк? А чё приехал? Не живется дома? Про фашистов своих писать? А, про наших партизан? Другое дело. Не всё же вам, немцам, про фашистов писать..."
Курре счел уместным помолчать и вышел из кабинета с подписанным листком, так и не дождавшись, что от синей рубашки на животе полиса оторвется пуговичка.
Метро
В ожидании Lada Курт ездил на метро. Собирал интервью у московских родственников партизан и сканировал их архивы — документы, письма, фото.
Местные студенты с гордостью говорили, что метро - уникальный памятник. Однако, метро не оправдало ожиданий Курре.
Полиция охраняла подземку усиленно. Наряды по четыре человека с пистолетами, дубинками, противогазами наперевес курсировали по станциям. Отчего-то все милиционеры были малюсенького роста. Смотрелось пародией на порядок.
Тоннели украшали подтёки воды, плиты кое-где отваливались. Вагоны были сплошь заклеены рекламой и объявлениями о нелегальных услугах.
Ватаги цыган выпрашивали деньги и пытались украсть что-либо. Бездомные, бедные люди - старики, беременные женщины и дети - наполняли тоннели, отсыпались на лавках станций и сидениях вагонов. Некоторые люди держали в коробках котят или щенков и просили денег на еду для животных.
Часто по вагонам ездили инвалиды-попрошайки в колясках или вообще на дощечках. Почти в каждом переходе стоял постоянный нищий с табличкой или музыкант. В переходе около Красной площади играл целый струнный оркестр попрошаек. Около вокзалов можно было увидеть очереди бездомных, выстроившихся за бесплатной едой.
Но что удивляло Курре больше всего - это собаки метрополитена. Огромные серые толстые собаки в ошейниках жили почти на всех станциях в вестибюлях, ездили — казалось, что осмысленно - в вагонах, спокойно шли на эскалатор. Люди раскладывали еду для собак около входов в подземку.
Миша утверждал, что котят, которые ползали по вагонам, выбрасывали попрошайки из своих коробок.
Курт привык постоянно контролировать свои карманы и рюкзак, и даже, бывало, обнаруживал руку воришки в кармане прежде, чем тот успевал утащить его кошелёк. Но ничего нельзя было поделать с давкой.
В часы пик люди набивались в вагоны так плотно, что дышать и двигаться было невозможно. С волнами людей Курре влетал и вылетал в вагон.
Примерно через неделю после прибытия в Москву Курт выпал из вагона метро вместе с толпой и обнаружил, что теперь следует пришивать рукав куртки и лямку рюкзака. А дома обнаружил проблемы с придавленным в рюкзаке компом.
Ноутбук
Дисплей работал нормально, но при загрузке раздавались непонятные скрипы. Поинтересовавшись, где можно купить новый ноутбук, Курт услышал, что покупать ноутбук ни в коем случае не надо. Советовали пойти на «Савелу», рынок электроники, где «за пару тысяч любой умелец починит и разгонит до третьей космической скорости любого инвалида». Курре было сложно поверить сказанному, но он решил попробовать.
Такого удивительного места, как Савёловский рынок, Курре не посещал никогда. Множество маленьких магазинчиков с древними компами, киоски, в которых чинили - вы не поверите - мобильники, а во многих, как рассказал студент Миша, - и продавали краденные телефоны, киоски с контрафактными дисками, киоски с порно, с любыми пиратскими программами, в общем, настоящий черный рынок, рынок - и - недалеко от центра столицы.
Курре почувствовал себя Фраем из «Футурамы», когда подошел к фирме ремонта ноутбуков. Продавец с невозмутимым лицом ковырялся во внутренностях какого-то отпрепарированного компьютерного реликта. Казалось, сейчас он продемонстрирует прикреплённые к изнанке плаща чудовищные товары — кишки, глаза или сердца...
Покосившись на ноут Курта, продавец вытянул губки хоботком и высоким голосом сообщил, что диагностика повреждения будет стоить всего девятьсот рублей и в случае плохого прогноза деньги возвращены не будут. Велел оставить компьютер, выписал чек, поставил печать, записал номер: "Позванивайте".
Примерный срок починки, который был обещал Курре — неделя.
Работать было теперь не на чем, но можно было заняться записью интервью на диктофон.
Через неделю Курт позвонил продавцу. Трубку никто не брал. Ещё через три дня Курре отправился на Савёлу. Павильона, в котором остался ноутбук, просто не было. А место на котором стоял павильон, было пустым. Впечатлённый произошедшим, Курре прислонился к стене и стал думать.
Расспросив продавцов соседних киосков, Курре узнал, что никакого павильона 117 и не существовало никогда. А обратившись в администрацию рынка - что они только сдают место в аренду и более ни за что не отвечают.
Администратор рынка посоветовала написать заявление. Курре, помня свой первый контакт с местными хранителями порядка, в милицию решил не ходить, а начал бродить по рядам.
Через несколько часов он увидел в окошке другого киоска своего невозмутимого продавца. Увидев Курре, продавец широко улыбнулся. И, подчёркнуто вежливо затараторил: "А вот и Вы! Что же Вы не звоните! Всё готово! А мы, знаете ли, переехали и со всеми клиентами связались, кроме Вас! Как хорошо, что Вы сами нас отыскали!"
Диагностика ноутбука «показала», что требуется заказывать и устанавливать заново множество деталей, в частности, новый жесткий диск.
Курре заплатил полторы тысячи крон, получил новую квитанцию, предусмотрительно на этот раз записал новый телефонный номер, фамилию продавца - Хиновский - и, взглянув еще раз в невозмутимые глаза хозяина павильона 117/256, поехал домой на две недели, чтобы спустя две недели "позванивать".
Телефон компьютерного умельца снова не отвечал. Курре очень разнервничался и снова поехал на Савеловский рынок.
Удивительно, но голубоглазый продавец на этот раз был на месте №256. Продемонстрировав дружелюбие, мастер сказал, что винчестер приедет завтра и подойти следует тоже завтра, около шести.
В четвертый раз выехав на рынок, Курре не ожидал ничего хорошего. Он не жалел потерянных денег, но был оскорблен до глубины души презрительным издевательством русского компьютерщика.
В шесть часов вечера Курре прислонился к закрытой двери №256 и позвонил продавцу. Телефон взяли. Продавец сказал, что сейчас к павильону подойдет мальчик и выдаст компьютер.
Курре принесли совершенно чужой ноутбук. "Мальчик" лет тридцати, огромный уродливый металлист в кожаных штанах, сказал, что "Блин, всё плохо, блин, твой комп наебнулся, блин, ваще сдох, но мы, блин, вот новый тут тебе собрали..." Курре молча взял, что дали и побежал домой...
Русские националисты
Курре с недоверием относился и к рассказам Миши о русских фашистах, и к просьбам не ходить по вечерам у общежития в одиночку. То, что бытовая ксенофобия в России существует, Курре видел. Но вот нападения на иностранцев представить себе было довольно сложно.
К официальным новостям отношение здесь у всех было недоверчивое. Судя по официальным источникам, нападения на людей с неславянской внешностью происходили ежедневно.
Соседи рассказывали: то одного, то другого иностранного студента университета избивали. Может, это было обычное хулиганство? Возможно, русские студенты преувеличивали некоторые вещи, чтобы пошутить над Курре?
Прошло, быть может, семь дней с приезда в Россию. И прямо у метро Академическая – на той станции, где было общежитие – Курре встретил настоящих современных фашистов. Целую банду.
Лысые подростки, судя по одежде, словно собрались проходить кастинг на съемки в английском фильме про скинхедов. Подобные банды встречались Курре и в Норвегии. Но много лет назад, еще в школьные времена.
Именно конфликты с националистами привели пятнадцатилетнего Курре в восточные единоборства, затем – армию и сделали убежденным пацифистом. Отправляясь в Россию и ожидая, в принципе, что люди могут напасть на него, Курре утешался тем, что хорошая спецназовская подготовка поможет ему отбиться в любой ситуации. Так что он спокойно шел в направлении десятка скинхедов.
Как только Курре поравнялся с группой подростков, самый старший из них крикнул: “Вали чурку!” и скинхеды мгновенно кинулись на него. С ножами, кастетами и бутылками в руках. Курре попытался закричать или убежать. Но обнаружил, что уже лежит на земле и подростки топчут его тяжелыми ботинками.
Били секунд тридцать. Затем скинхеды отхлынули и гурьбой забежали на станцию. Курре заметил, что нападавших на него - преследуют! Какие-то другие парни, тоже бритые. Случайный защитник, бегущий последним, толкнул в плечо поднимавшегося с земли Курре и крикнул: “Че ходишь тут, узбек? Жить надоело?” и побежал за всеми в метро.
Особых повреждений не было. Синяки по всему телу. Порезали куртку и рюкзак. Плеер потерял. Телефон разбили. Обошлось.
Так Курре познакомился с русскими фашистами.
Автомобиль
Часть 1
В начале июня профессор всё-таки приехал на Lada к общежитию и вызвал Курре для передачи машины. Курре вынес свои деньги в конверте. Профессор, не считая, привычным жестом засунул конверт во внутренний карман пиджачка.
Поинтересовавшись ходом исследования, бытовой устроенностью, выслушав рассказ о драке, поохав, Павел Константинович отдал Курту машину, которую он не называл иначе, чем "помойка", протянул бумаги, сказав, что подписать документы за него Курре может сам и заторопился на лекцию...
Курре сел на водительское место - разбираться, что к чему. Выяснилось, что зеркальца не работают, фары не горят, печка не греет, а дворники не двигаются. Но больше всего тревожило разбитое лобовое стекло.
Затевая покупку машины, Курре думал, что на родине Lada проблем с починкой машины быть не может. Оказалось, что нет ни одного технического центра, куда можно было бы отдать машину и получить - уже проапгрейдженную - обратно. Детали продавались в разных магазинах, а ставились - в разных автомастерских.
Начать Курре решил с хлипкого лобового стекла. Потратив день на покупку и установку, проездив из одного конца Москвы в другой и заплатив 1000 крон, он радовался, как ребенок тому, что может видеть что-то, кроме трещин, из своей машины.
Решив заправиться, Курре долго стоял, засунув пистолет в бензобак, ожидая, что потечет топливо. Ничего не происходило.
Следующий по очереди клиент вышел из тойоты и подошел к Курре. Курре доброжелательно улыбнулся. Но мужчина хмуро посмотрел ему в лицо и спросил: "Ты что, издеваешься? Что ты тут стал?"
Оказалось, что сначала надо заплатить, а потом бегом бежать, чтобы вставить пистолет в бензобак. Это было настоящим откровением. Ничего более нелогичного за все прошедшее в момента приезда в Россию время Курре не встречал.
На следующий день Курре приехал в сервис менять лампочки в фарах. Установленные лампочки перегорели к вечеру. Автоэлектрик задумался на минуту и спросил, за сколько Курре купил лампочки. Оказалось - надо было покупать подороже.
Около Дома Аспиранта и Студента (так называлось общежитие) оказалось, что дорогие лампочки хоть и горят, но не отключаются. Курре оторвал от лампочек проводки и пошел спать, посчитав, что с лампочками - закончено.
Следующим этапом в плане ремонта были зеркальца бокового вида и печка. Курре заранее купил детали, которые могли бы понадобится. В автомастерской обещали завершить работу за два дня. К удивлению Курре, не обманули. Но, паркуясь около своего общежития, Курт с ужасом увидел на лобовом стекле трещину. Не такую, как раньше, растекающуюся тысячами ручейков от маленького отверстия, а идущую от угла.
Подняв изолирующую резиночку с внешней стороны, Курре обнаружил, что лобовое стекло разбито. Одно починили — другое сломали. Приходилось всё начинать сначала.
Часть 2
Но самым потрясающий экспириенс появился у Курре после замены аккумулятора. Однажды зимним утром машина не завелась. Мороз был не очень большой – всего минус 20. Курт поменял свечи, но и после этого машина спала мёртвым сном.
Тогда Курре заказал по интернету аккумулятор с доставкой и установкой. В службе доставки попросили быть на телефоне и находится около машины с десяти утра до шести вечера. Когда Курре поинтересовался, когда же именно привезут аккумулятор, ему ответили, что точнее сказать «не могут, в Москве пробки и он не единственный человек на свете, которому нужен аккумулятор».
В шесть вечера Курре, отменивший все свои дела и просидевший весь день дома, позвонил второй раз, выслушав, что «машина к нему выехала и нужно ждать».
В третий раз Курре позвонил в девять вечера. Трубку долго не брали, а затем раздраженно ответили, что он не в Америке, и что аккумулятор на его «помойку» поставят в течение получаса.
И правда, всего через полчаса прибыл небольшой пикап, из которого усталый и грязный автомеханик, покачиваясь, торжественно вынес желтый аккумулятор. Механик спросил, есть ли у Курта инструменты и страшно обрадовался ржавым профессорским плоскогубцам, найденным в багажнике. Курре не верил глазам своим — ремонтник был навеселе.
Поскольку было уже исключительно темно, одну из деталек крепления механик уронил в недра Lada. На поиски детальки механик отправил гаечку. Около получаса ушло на поиски утерянного, свечение фонариками внутрь машины и растапливание снега около бампера водой из термоса.
Оказалось, что запасной деталей нет, и что гаечку-то Курре может самостоятельно приобрести в любом магазине с утра. А вот детальку надо поискать в снегу или перебрать внутренности машины.
В качестве варианта механик предложил купить второй аккумулятор с неутерянными деталями. Курре еле сдержался, чтобы не ударить мастера-пьянчужку. Однако выплатил 800 крон и, вернувшись в общежитие, изо все силы ударил кулаком в стенку.
Часть 3
Зимнее утро среднего автолюбителя в России начинается с оттаивания замерзших замков. Для этого используется, к примеру, зажигалка. Нагревают ключ, а затем и замок. Зажигалка заканчивается. А бывает, что и оплавляется.
Если на гараже замерзает навесной замок, предусмотрительный хозяин выходит из дома с небольшим факелом. Кроме шуток, люди стоят с факелами около гаражей. Всего этого Курре не знал - в его норвежской машине замки всегда работали.
Автолюбитель, который ставил свою машину рядом с машиной Курре, вышел заранее, чтобы счистить со своей машины снег и прогреться. Заметив, что Курт не может открыть замки, сосед спросил: "Ты чё тачку помыл? Тачку весной моют. Попробуй кипятком оттаять. Иначе придется бить стекло. Лобовое. Остальные год искать будешь."
Опять менять лобовое стекло... Это было просто невыносимое повторение одних и тех же бессмысленных действий... Курре быстренько вынес из своей комнаты чайник и за десять минут отпарил дверь. Машину после этого нельзя было просто так закрыть в городе — она замерзала намертво - и надо было возить всегда с собой термос с кипятком. Что Курре и делал всю зиму.
К концу зимы Курту удалось, в принципе, уладить все неприятности, которые возникли у него в связи с покупкой машины.
Лифт
Родственница партизана Марьянова жила на 16 этаже. Позже, когда Курре стал частым гостем одинокой Марии Степановны, привык заносить продукты и лекарства, а, к тому же, побывал во многих других домах, его не удивляли ни бедственное состояние самой старушки, ни кошмарные подъезды. Бездомные люди, крысы, кошки, мусор... Вскоре он был готов ко всему, открывая дверь...
Но в тот июньский денёк Курре почувствовал себя просветленным, когда понял, как живут люди в подъезде Марьи Степановны.
Кнопка вызова лифта на первом этаже отсутствовала. Курре стал пробираться вверх по лестнице, заваленной хламом. Но на первых пяти этажах кнопок не было или они просто не срабатывали. Наконец, на 6 этаже кнопка при нажатии загорелась и в чреве лифта задвигались механизмы.
Курре спросил тогда у Марьи Степановны: “ Неужели никто не понимает, что все люди могут погибнуть?” Марья Степановна сказала, что, сколько себя помнит, лифт такой и был. "Что чинить. Сломают. А скорая помощь или милиция - к нам не ездят... Если, не дай Бог, заболеешь или помрёшь, то соседи стащат тебя по лестнице вниз. А гулять... Что гулять... Гулять я не хожу... Разве что в магазин. Но это раз в неделю. Как выйду так за три часа-то и спущусь с передышками-то... "
Политика
Часть 1
Алла, шумная соседка по общежитию, заглянула к Курре:
Хочешь заработать 300 рублей?
Алла торопилась оббежать всех, лучше было бы не задерживать её, однако Курре спросил из интереса, что надо делать.
- Часок на митинге постоять.
- Митинг за деньги? - удивился Курре.
Ну а как ты думаешь? Кто бесплатно пойдет... - рассмеялась Алла.
Судя по тому, что почти вся общага высыпала к зданию ректората с плакатами в поддержку действий властей, Алла нашла много желающих "заработать".
Часть 2
Курре как-то из окна машины видел митинг, а вернее, подготовку властей к политическому протесту на Пушкинской площади.
От самой Маяковской вдоль Тверского, вдоль Садового кольца были припаркованы грузовики военной расцветки, автобусы и легковые машины с солдатами и спецназом.
У тысяч и тысяч военных, стоящих на расстоянии одного метра друг от друга вдоль дорог, были сумки с противогазами, каски и автоматы. Несколько военных машин напоминали военные радиостанции.
Механически считая увиденные только на главных улицах грузовики и автобусы с военными, Курре остановился на сорока... Прикинув, что в грузовике минимум двадцать военных, ужаснувшись полученной цифре, Курре почувствовал себя на войне, решил расспросить соседей о происходящем и поспешил домой, обогнав водомёт.
Студенты, как всегда, распивали под слабую закуску. В этот раз они смотрели крохотный черно-белый телевизор. По телевизору показывали репортаж из центра Москвы, о том, как спецназ и полиция за пару минут избили и арестовывали несколько десятков безобидного и интеллигентного вида людей.
Студенты рассказали Курре, что задержали даже и 80-летних стариков, и даже чемпиона мира по шахматам. Ни оружия, ни даже ярких плакатов при митингующих не было. Некоторых несли белые листы бумаги. А некоторые протестантов заклеили себе скотчем рты. Миша пошутил, что их нелегальное собрание в комнатке общаги тоже могут разогнать, так как оно не санкционировано властями. Шутка почему-то смешной не показалась.
Часть 3
Однажды к Курре в комнату, постучавшись, вошёл человечек маленького роста... Вернее, человечек появился из воздуха, начав с улыбки чеширского кота, довоплотившись в костюмчик-тройку и рубашечку синего цвета.
В России вообще люди не такие высокие, как в Норвегии, а в последнее время, как здесь шутят, указывая на правительство, низкорослые успешнее во всех сферах.
Гость поправил галстук и присел к столику рядом с Курре:
Я помощник депутата Благухина. Я бы хотел рассказать вам про нашего кандидата.
Давайте, - радостно согласился Курре. Ему было любопытно о России всё.
Суть нашей предвыборной программы проста. Я даю вам тысячу рублей, а вы голосуете за Благухина. Плюс путевка от профсоюза...
Я бы с радостью, - сказал ошарашенный Курре. - Но я гражданин Норвегии.
Помощник депутата Благухина вскочил, покраснел и выскочил из комнаты, ругаясь непечатно. Депутат выборы выиграл.
Десантники
Курре шел по летней улице в новой куртке. Он был очень доволен материалом, из которого была сшита ветровка. Вообще, Курт всегда очень много придавал значения практичности одежды. Ему нравилось, когда ткань не пропускает ветер, дождь и приятна на ощупь. Наслаждаясь каждым движением, Курт направлялся на художественную выставку.
Около подземного перехода, придерживая фуражку, наперерез Курре бросился милиционер: "Что ж ты делаешь, беги отсюда, десантники идут!"
И правда, от центрального входа в Парк шла навстречу Курре группа из десяти мужчин, одетых весьма необычно.
Собственно, они были неодеты. Майки-тельняшки, голубые беретки, штаны и военные ботинки.
У одного из десантников майка была разорвана на груди так, что была видна огромная синяя татуировка. Человек с татуировкой подбежал к мусорному баку и перевернул его.
Со словами "Садись в машину, поехали!" милиционер буквально впихнул недоумевающего Курре в машину. Курт с ужасом прижал ладонью нагрудный карман, проверив паспорт и подумал, что теперь ему делать, если милиционеры начнут его бить.
Полицейский высадил Курре из машины через пару километров и посоветовал ехать на такси домой. Так Курт и сделал.
Из окна он с удивлением наблюдал пьяных десантников, купающихся в фонтанах, крушащих тумбы и мусорные баки, распевающих песни и пристающих к прохожим.
В общежитии со смехом сказали, что в День десантника нормальным людям на улице делать нечего.
Цвет кожи
Московские полисы проверяли документы Курре на каждом шагу. Иногда вначале задерживали и били, а затем проверяли документы.
Со временем местные милиционеры стали узнавать Курре и проблема стала менее актуальной хотя бы около общаги. Да, вы правильно догадались. Его принимали за террориста с Кавказа или за нелегального иммигранта.
Норвежский паспорт в Москве такая же диковинка, как живой мамонт - полицейские принимали паспорт за подделку.
Кроме того, глядя на смуглокожего Курре, подумать иначе милиционеры были просто не в состоянии. Поэтому чаще всего задержание начиналось со слов "Да какой ты норвежец, чеченская свинья? Ты свою рожу то в зеркало видел?"
В сентябре Курре по несчастному стечению обстоятельств вышел из дома без паспорта. После трех суток издевательств в милиции с освобождавшимися удалось передать информацию о задержании. Ларс Таллерос, консул, доставил паспорт в отделение милиции, причем сжатые губы консула выражали: "Навязался на мою голову". Избитого и перебинтованного Курре консул тогда подвез до общежития.
Взятки
Передавая Lada Курту, профессор предупредил, что надо всегда иметь при себе немного денег для инспекторов дорожного движения. Сказал, что обычные нарушения или просто поборы обойдутся в тысячу рублей (или 200 крон), а если будет непонятно, сколько давать, полис скажет сам. Но возить не менее 500 евро с собой - обязательно.
Кроме того, Павел Константинович призывал к невозмутимости и терпению про общении с дорожной службой.
Встреча с сотрудниками дорожной милиции не заставила себя ждать. После работы в Архиве центрального штабе партизанского движения, что на Пушкинской, на улице Петровка, из-за неудачной разметки Курре выехал на встречную полосу. Затормозивший его полис сказал, что всё можно решить за 500 долларов, а в противном случае грозил отобрать права, а машину отправить на штрафную стоянку.
У Курре были деньги и, хотя можно было запросто выбросить и машину, и права, он предпочел отдать деньги и поехать по делам.
Деньги пришлось передавать, завернув в первую подвернувшуюся бумажку. Взяв сверток, мент еще долго рассматривал его перед камерами видеонаблюдения – как-будто изучая документы водителя. А затем отошел в сторону и спрятал взятку в нагрудный карман.
Взятки на дороге Курре приходилось давать часто. Погасшая фара, грязная машина, неработающий ремень - милиционер только лишь начинал клянчить деньги, а Курре уже умело спрашивал, нельзя ли решить проблему альтернативно. Альтернативу он вкладывал в паспорт. Обычно хватало двухсот крон.
Автостопщик
Возвращаясь в Москву из Саратова на своей дребезжащей Lada, Курре несколько раз замечал на обочине трассы одного и того же голосующего человека. Светловолосый парень лет двадцати пяти тоже узнавал машину Курре.
В Норвегии Курре и в голову бы не пришло подсадить автостопщика. Но Курту стало просто интересно, как парню удаётся обгонять машину, которая почти не останавливается.
Кудрявая голова просунулась в салон: “- Подвезете в сторону Москвы?” Стопщик рассказал, что иномарки мчат на страшной скорости и, если выбирать машину правильно, фильтровать и не садиться во все авто подряд, а ехать кусками от 100 км, то в день можно проехать до 1200 км.
Молодой человек легко перешел на английский. Автостопом он ехал не куда-нибудь, а в Германию - на суд. Поскольку год назад его задержали во время выступлений антиглобалистов и теперь обвиняли в нападении на полицейского. Можно было бы и не судиться, но тогда последующие выезды в Европу были бы под большим вопросом.
Никакой профессии у молодого человека не было, он жил случайными заработками и большую часть своего времени путешествовал по миру. И всегда добирался до европейских акций протеста, которые устраивал черный блок.
Ребёнок
Так случилось, что в одну из январских ночей замерзли все минибанки около общаги и Курре пришлось бежать по морозу в круглосуточный супермаркет в надежде, что в там в минибанке остались деньги.
Снять пару тысяч рублей удалось. Это весьма обнадежило нашего друга. Хотя ему надо было больше. Но Курт уже привык к тому, что в России такую сумму в обычных банкоматах можно снять только за несколько раз.
Видимо, и в этот день звёзды расположились неудачно. Внимание Курре привлекла покупательница супермаркета - женщина с ярко накрашенным лицом, в норковой шубу с колоколообразными рукавами.
Женщина била своего ребенка около выхода из магазина. Ребенок вырывался и истошно кричал. Женщина не останавливалась и била сильней и сильней. Никто из покупателей не реагировал.
Курре не выдержал и подошел к женщине. Он начал говорить о бессмысленной жестокости. Но тут с большой тележкой продуктов подъехал отец семейства. Отец был на удивление высокого роста - даже выше Курре - высок, толст и громаден. Не слушая Курре, он свалил его на землю размашистым ударом в ухо, а затем дошлифовал работу ударом в живот.
Окружающие никак не отреагировали на происходящее. Охранник магазина не двинулся с места и продолжал курить. Спустя некоторое время, когда очередь сменилась другими людьми, Курре встал, отдышался и пошел к выходу, держась за стену.
Переделка
Работа Курре была почти завершена. Собранный материал был частично переправлен домой в больших посылках или загружен на университетский сервер, машина возвращена профессору. В списке родственников партизан оставалась только одна женщина, к которой Курт не мог попасть целый год.
Анна Семёновна Верстакова проживала на Кутузовском проспекте, но много болела. Наконец родные сообщили, что привезут бабушку из очередной клиники, и он может зайти пообщаться.
Побродив с картой по дворам, Курре нашел подъезд. Домофон был сломан. Из подъезд вышел человек с маленькой белой собачкой на поводке. Тормозить было нельзя, Курре кинулся к закрывающейся железной двери и протиснулся внутрь.
Дверь квартиры никто не открыл. Послышалось шуршание, кикхью два раза темнел и светлел, а затем за дверью затаились. Курре говорил, что он исследователь, что его ожидает Анна Верстакова, что он собирает информацию о партизанах... Не помогло.
Разговаривать с закрытой дверью было бессмысленно. Курт оставил визитку между проводков, идущих к квартире. День пропал. Планов на сегодня не было.
Ждать троллейбуса пришлось довольно долго. Немного раздражала скорость, с которой мимо пролетали машины и загазованность дороги.
Посматривая на время, наш историк прочел страниц 50 детектива, который, по счастью, захватил с собой. За спиной Курре, на остановке, целовалась парочка - молодой человек был в черном пальто, девушка - тоже в чёрном.
У парня было широкое некрасивое лицо, глаза с черной обводкой и волосы до плеч. Длинная чёрная челка наискосок окончательно портила лицо.
И вот, когда Анита Хольм наконец то перенесла госпожу президента в Норвегию, парочка переместилась к дорожному полотну и стала целоваться выразительнее.
Курре принял перемещение молодых людей к дороге за признак своего быстрого троллейбусного спасения. Однако от того, что сделали влюбленные в следующий момент, у Курре свело лопатки. Ребята сели на проезжую часть. На середину самой правой полосы.
Курре автоматически начал снимать происходящее на видеокамеру, размышляя про русскую экстремальную любовь.
Машины, объезжающие парочку, сигналили. Со скрежетом затормозила серебристая хонда, в неё немедленно врезалась машина, идущая следом. Русское авто, волга. Водители выскочили на дорогу и потащили целующихся с дороги.
Как только Курре увидел, что и с другой стороны дороги и тоже на проезжей части сидит ТАКАЯ ЖЕ пара, тела экстремалов разнесло по дороге от удара машины. Среди клуб пыли сокращались куски людей, прохожие кричали, машины сигналили и мчались мимо на прежней скорости, стремясь проскочить аварию.
ЕЩЕ ОКОЛО ДЕСЯТКА ПАР выбежало на проезжую часть. Машины затормозили массово. Число аварий, произошедших одномоментно, было так велико, что вся дорога стала.
Прохожие, прибежавшие откуда-то милиционеры и, как показалось Курре, военные, скручивали и избивали всех, кто сидел на дороге. Сверху летели листовки.
Теперь стало ясно, что происходит политический протест. На доме около дороги развернули огромную чёрную растяжку, которую за минуты сорвали полисы.
Какое-то время были блокированы все десять полос дороги. Курре снимал происходящее и чувствовал, что сходит с ума. Тут кто-то схватил его за волосы и с криком "Ах ты сволочь!" сильно толкнул под коленки – так, что Курре упал. После чего напавший несколько раз ударил Курре лицом об асфальт.
- Я гражданин Норвегии! - после этой фразы наш друг получил пару ударов ногами по спине. Двое подбежавших мужчин поволокли его в машину. Затолкав Курре на заднее сидение авто с затемнёнными стёклами, один из напавших, багроволицый стриженный мужчина, серый пиджак которого треснул на спине, вернулся и подобрал упавшую видеокамеру Курре.
Очнувшись, Курре подумал, что ослеп. Потом, немного погодя, она рассмотрел, что находится в тюрьме. В длинной темной камере с серыми стенами и маленьким, почти не пропускающим света окошком. Вдоль стен лежали, сидели и стояли другие люди. Многие были в окровавленной одежде и с разбитыми лицами.
Курре приподнялся и вытер рукавом лицо. С грохотом открылась дверь - втолкнули еще двух людей. Никто не разговаривал.
Курре осмотрелся и сказал: "- Я гражданин Норвегии. Вызовите консула." После чего потерял сознание.
Больница
Ларс Таллерос, суховатый шестидесятилетний мужчина в очках, присел на пустую соседнюю кровать рядом с Курре и вздохнул.
- Мы бы предпочли перевезти вас в другую клинику, - сказал Ларс после того, как Курре поприветствовал его незагипсованной рукой. - Большая удача, что при вас были документы. Что документы не потерялись в суматохе. Что вам поверили. Остальные пострадавшие до сих пор находятся в тюрьме.
Позже, уже после перевозки из ужасной общей палаты городской больницы в светлый номер частной клиники, после перемещения с продавленного пружинного матраса, покрытого дырявыми простынями на мягчайший хлопок больничного белья, после того, как запах мочи и крови перестал преследовать его, Курре вспомнил, что говорил консул о происшествии.
К счастью, для самого Курре дело ограничилось сотрясением мозга, переломом руки, травмами лица и выбитыми зубами.
Вначале Курре, правда, подумал, что раны его смертельны - кровь из раны на лбу после первого же удара об асфальт хлынула на лицо. Теперь лицо Курре приобрело шрамы, без украшения которыми он не особо страдал.
Консул рассказал о сути происшествия - антивоенные активисты протестовали на Кутузовском проспекте против кавказской войны. Что четыре человека погибло под колёсами автомашин, многие участники акции получили увечья. Произошли сотни автомобильных столкновений, а пробки в тот день растянулись на тысячу километров из-за того, что место оцепили спецслужбы.
Уже в Норвегии Курре смотрел информацию о происшествии в газетах или интернете. Ни одной фотографии, ни одного слова — не было.
Следователь приходил вместе с консулом три раза. Искал международный террористический след. Но Таллерос давно работал в России и знал, что делать.
Швы срезали через неделю и еще месяц Курту пришлось провести на постельном режиме. Потом, уже после после бегства в Берген, боль и тошнота стали приходить пореже. Легко отделался, считаю.
Партизаны
Несмотря на все проблемы, Курре изучил множество исторических свидетельств, встретился с потомками русских партизан. В городе Саратов он работал с огромной уникальной архивной базой о сопротивлении. Читал о том, как норвежцы, несмотря на немецкую пропаганду, приносили пленным в концлагеря хлеб, одежду и помогали бежать. Как русские военнопленные - а их были сотни - создавали в Норвегии свои автономные отряды, нападали на оружейные заводы, взрывали склады, выпускали подпольные газеты...
Для всех людей, документы о которых разыскал Курт в России, война обернулась личной трагедией. Кто-то закончил свои дни в ГУЛАГе или замерз в одном из расположенных на территории Норвегии 200 немецких концлагерей. Кто-то вернулся в СССР и стал служить репрессивной машине.
Советские ветераны умирали в нищете и забвении. Внуки некоторых бегают фашистскими бандами по улицам России.
Даже норвежские памятники советским партизанам были снесены, а разделение людей на нордических и ненордических - сохранилось.
Курре защитил диплом и работает в маленьком музее под Бергеном.
К лампе в самой большой комнате музея он прикрепил поморского щепного голубка, оставленного Эспину Стурланду бежавшим из шталага русским.
Голубок покачивается под лампой маленького домика, в котором тоже ничего не изменилось со времен войны.