Почему книжка выбрала себе такого переводчика? Наверное, нужен был тот, кто созвучен Милошу, кто исторической ролью и взглядами на мир сопоставим. Почему один поэт переводит другого? Причина всякого творчества - любовь, возможность переосмыслить себя с точки зрения другого человека. Зачем нужны ленточки? Приходится делать много закладок.

Если вы не поляк, не литовец, не историк и не литератор, специализирующийся на Польше и Литве, вам будет сложно читать "Моего Милоша" - постоянно надо отвлекаться, чтобы искать дополнительную информацию. Может это вообще свойство творчества и характера Чеслова Милоша - заставлять людей искать кусочки панорамы, собирать картину мира ("Однако речь не может быть картиной и только. Издавна ее прельщает мелодия и рифмы колыбельность. Неладно ей в сухом, шершавом мире" - здесь и далее в кавычках цитаты из книги).  Милош не пытается заинтересовать, заставить смотреть на себя, а переключает внимание читателей на то, что видит сам.

                                                                 "Так надо оду начинать, Варшава, твоей печали, нищете, разврату"


В каждом абзаце - никогда не слышанные имена, никогда не встречавшиеся события, никогда не читанные литературные произведения. Стихи хочется сравнивать с польским вариантом, произносить польские строчки вслух, потом - искать другие польские книги. Польский письменный так же понятен, как украинский, белорусский или чешский - это интересное открытие, заставляющее скачать польское кино с русскими субтитрами. Что очень осложняет чтение. Получается, что книга - это такая маленькая дверца в сад с говорящими цветами. Надо только найти способ, чтобы проникнуть в этот сад и научится слушать.

Второе открытие связано с непрерывностью славянского пространства. Надо брать карту и вспоминать, где было это Великое княжество Литовское, где Королевство Польское, где Украина, где Сечь, где Белоруссия, по каким дорогам скакали казаки и князья Сенкевича, где шли французы, гитлеровцы и красноармейцы. Обнаруживается диспропорция - огромное количество братских военных столкновений и национальных трагедий заключено в зыбких общих границах и забыто в России.

Приходится переоценивать свое отношение к государственной и национальной довоенной-послевоенной принадлежности городов. Переоценивать - это третья проблема. Помню, как мой приятель Лода из Легионово постоянно приводил меня в замешательство во время прогулок по Москве. Только я начинала рассказывать, что памятник установлен в честь победы над захватчиками и запиналась, чтобы вспомнить, над какими именно, как Лода говорил: "Над польскими, только потом захватчиками стали русские". Только лишь собиралась прочесть в Новодевичьем монастыре (тоже не лучшее место, чтобы гулять с поляком: "А в 1610 году монастырь был сожжен...дай подумать... кем же он был сожжен...") стихотворение Давыдова, как вспоминала, что там есть "И весь размежеван свет без войны и драки! И России уже нет, и в Москве поляки!"), а Лода в это время, глядя на памятник партизану, вздыхал и говорил: "А у нас национальный герой - Наполеон". И, при упоминании городов, где жили общие друзья - "А это польский город". В итоге мы забили на достопримечательности и пошли в кафе, потому что официальные, прямолинейные "Истории государства", несовместимы, бессмысленны и совершенно неприменимы в жизни.

Четвертое - польский взгляд на русскую литературу, русских кумиров - другой. У поляков нет причин молчать о ксенофобии Пушкина, Гоголя, Достоевского - о ксенофобии, которую так снисходительно авторам прощают на родине и включают в школьную программу. Также нет одной единственной великой русской литературы, а есть мировая, в которой польская литература - равноправна и влиятельна.

Российско-польские отношения выглядят со стороны Польши иначе  - чем ближе к нашему времени, тем страшнее. В Истории Милоша отсутствуют народы, которые имеют исключительное значение. Всё переплетается, взаимозависит и основным признаком реальности является противоречивость - тех самых Добра и Зла, с которыми Милош знакомил своих американских студентов, работая в эмиграции - ему часто в разных качествах приходилось представлять свою страну за границей. Оглушенность, оторванность от родины, утверждение своей национальной идентичности,  преследования и со стороны вроде бы чужих, и со стороны вроде бы своих - то, что, казалось, должно уничтожить обычного человека - позволили Милошу понять своё историческое место, свою задачу, найти себя - в одночестве это сделать проще простого.

Утрата веры и достоинства, поиски внешнего врага, всеобщее пренебрежение правами человека, равнодушие к ближнему, лицемерие, глупость, ограниченность обывательских представлений о мире, фанатизм прозревающей лишь на один глаз интеллигенции - предметы постоянного пристального внимания писателя.

 Любимая актуальная цитата: "Ввиду особой социальной структуры русская интеллигенция внезапно, в течении нескольких десятилетий, усвоила идеи, которые на Западе созревали медленно, в ходе не менее двух веков. Подобно тому, как в случае некоторых болезней, не страшных для туземцев, но смертельных, когда ими заразятся пришельцы, дилемма: либо философия и наука, либо религия - приобрела в русских умах чрезвычайную болезненность. Так что, если необычайную смелость Ницше можно хотя бы отчасти объяснить его изоляцией и последствиями неизлечимых физических страданий, отвага Достоевского скорее соответствует определенной культурной модели. Наличие православных крестьянских масс вводит в эту модель многочисленные осложнения" - из "Достоевский и западное религиозное воображение"

Перевод Натальи Горбаневской лучший совершенно закономерно - в невероятно длительной работе участововали (ну кому бы еще так повезло?) два поэта-нобелевских лауреата, Чеслов Милош и Иосиф Бродский.

Когда писателю разрезают живот и потрошат, извлекая книжки, когда пытаются отстранить его тексты от личной жизни, политических высказываний, оценок современников, когда кромсают человека и сшивают произвольные куски текста, создавая товарную марку - это браконьерский и недальновидный подход. Чеслов Милош должен оцениваться потомками не дробно, а именно так, как он представлен в сборнике Натальи Горбаневской - прежде всего это учитель, который использовал разные стили и методы, чтобы донести нравственные идеалы до людей.